Хотя губернаторские выборы остаются главным политическим событием для Свердловской области, пока мало оснований предполагать, что они окажутся реально конкурентными и приведут к смене действующего руководителя региона Евгения Куйвашева. Логика формирования губернаторского корпуса (и все сильнее привязываемых к губернаторам мэров региональных столиц) в современной России предполагает конкурентный характер только в тех регионах, где существует острый конфликт местных элит, что ведет к низкой эффективности административного ресурса, либо к масштабным протестным настроениям; при этом определение победителя выборов простым свободным волеизъявлением является для сложившейся системы исключением, а не нормой. Свердловская область до момента примирения «области» и «города» в мае прошлого года подходила по обоим критериям под категорию как раз таких проблемных регионов, требовавших экстремального формата выборов для «спуска пара» у населения и компромиссного сценария «участвуйте все и побеждайте по-честному» для конкурирующих элит. 
Однако подобная логика происходит из политической парадигмы авторитарного либерализма нулевых, нацеленной на уход от эскалации внутренних конфликтов и формирование элитных консенсусов. Для логики власти в посткрымской же России, уходящей от модернизации в сторону архаизации и самоусиления, действуют иные мотивы: поиск компромиссов с элитными группами сменился на широкое использование антикоррупционных репрессий, задабривание протестных групп населения – на их запугивание и игнорирование, а кадровые поиски эффективных технократов свелись к практике назначения региональными топ-менеджерами ставленников нескольких крупнейших пирамид власти, рекрутирующих губернаторов из государственных или контролируемых государством структур. 
В этой ситуации затянувшийся конфликт в Екатеринбурге был решен тогда еще «володинским» Центром, кнутом и пряником, а не компромиссами и уговорами: или Куйвашев и Тунгусов мирятся сами, или Москва присылает на губернаторство генерала с задачами спецоперации по элитной зачистке. Готова ли была Москва присылать генерала? Существовал ли такой генерал вообще? Какова была бы эффективность борьбы такого генерала «со съевшими собаку» на политическом конфликте местными элитами, которые вполне могли бы объединиться для борьбы с таким общим врагом? Это вопросы без ответов, поскольку «город» фактически сложил оружие и, получив пока из отступного только место для Владимира Тунгусова, прекратил все серьезные политические проекты. Большую роль сыграли ведущие уральские олигархи, заинтересованные, скорее, в максимальном сохранении статус-кво в регионе, чем в перспективах новых войн и переделов: одни слишком ослабли и оказались не готовы для таких потрясений, другие потеряли драйв и нацелены на сохранение больше, чем на приобретение. 
Итог известен – предвыборный ландшафт накануне губернаторских выборов оказался свободен от появления мощных потенциальных оппонентов действующему губернатору. Потенциально на поле остаются все те же игроки: трое ведущих политических деятелей: Ройзман, Носов и Бурков (не беря в расчет ряд фигур помельче) — да три-пять потенциальных выдвиженцев от группировок крупного бизнеса, которые могут ухватить свой кусок электората на конкурентных и свободных выборах. Однако в условиях, когда у главных держателей ресурсов – корпораций и олигархических групп разного масштаба – нет никакой свободы для политического присутствия, участие альтернативных кандидатов в выборах превращается в фарс, что и было зафиксировано на выборах в законодательное собрание в 2016-м году. Задача легитимизации власти через интересные населению конкурентные выборы фактически заменена на задачу «не раскачивать лодку» и не выносить в публичную сферу элитные расколы. В новой логике режима власть должна казаться монолитной, пусть даже ценой разочарования граждан в электоральных процедурах.
Тем не менее свердловские губернаторские выборы могут вернуться к конкурентному сценарию в силу целого ряда причин. 
Во-первых, эффективная унификация политического поля региона ради приемлемых для Центра результатов «Единой России» в ранее крайне проблемной для нее Свердловской области кажется одноразовым успехом, вряд ли возможным для повторения, особенно в свете отсутствия оснований для заметного улучшения социально-экономической ситуации в стране в 2017-м году. Впереди – традиционная весенняя депрессия населения, характеризующаяся спадом всех рейтингов и ростом протестных настроений, на которую наложится эффект обманутых ожиданий и постагитационное «похмелье» после сентябрьской кампании в свердловское законодательное собрание. Если социология покажет существенные электоральные угрозы, то в свете предстоящих президентских выборов – главного федерального политического события — формат губернаторских выборов может быть изменен. 
Во-вторых, важнейшим фактором внутриполитических процессов в России остается обострение борьбы федеральных политических группировок в условиях сужающейся ресурсной базы. Куйвашев, считающийся «человеком Собянина», никогда не был сильной неприкасаемой фигурой для московских хищников, так что мы можем прогнозировать рост интереса соперничающих с Собяниным группировок к свердловским выборам.
В-третьих, несмотря на то, что «городская» группировка кажется дезориентированной и практически разгромленной, системность конфликта Екатеринбурга и областной власти никуда не исчезает, равно как ресурсы и лидеры для его продолжения. Мы можем предположить, что независимо от личных стратегий Тунгусова, этот конфликт останется одной из базовых черт региональной политической системы и, вероятно, вновь будет «нагреваться» к весне-лету, оказывая влияние на формирование субъектной среды губернаторских выборов.