На фоне сезонного обострения экологических протестов в Челябинске, уже прозванного «стоянием на Тополинке», попал мне на рецензию интереснейший диплом — «Экологический протест в Челябинске и Челябинской области: генезис, актуальное состояние, перспективы».
Если очень кратко, экологический протест в регионе с момента своего рождения был и остается элементом политической борьбы элитных групп федерального и регионального уровня. Именно борьба за политический капитал и проведение конкретных политических решений в пользу тех или иных групп определяет все взлеты и падения экологической протестной активности Южного Урала. Что, конечно, не исключает серьезнейших объективных, техногенных и социальных оснований протестов.

В своем развитии экологические протесты прошли три основных этапа. В Советском Союзе их, понятно, не было. Так что у истоков экологической протестной активности перестройка и новое экологическое мышление. Но не только. Еще и Чернобыль, который и определил основное направление первого этапа южноуральского экоактивизма.

Все начиналось с федерального уровня. С протеста против проекта строительства Южно-Уральской АЭС. Не вдаваясь в дискуссии сторонников и противников ядерной энергетики, ясно одно: все слои общества были категорически против. Так что организовать протестные акции, да при методологической и финансовой поддержке международных экологических организаций, да при полном попустительстве властей, которые уже сами были озабоченны исключительно предстоящим распилом народного хозяйства, особых проблем не составляло. На самом деле проблема решалась в других кабинетах, а раскачанные челябинские протесты были лишь способом легитимизации уже принятых управленческих решений.

Новый взлет протестной активности (вторая половина нулевых) характеризуется активнейшим использованием экологических протестов в межэлитной борьбе. Условно, те кто был на содержании у экс-губернатора Михаила Юревича, бились за чистоту воздуха и атаковали влиятельного бизнесмена Александра Аристова. На всех этих войнушках южноуральский экологический протест стал серьезной политической силой такого уровня, что один из его лидеров получил личный звонок президента, что было фактически предложением о сотрудничестве и поддержке. В связи с резкой антипрезидентской и антигосударственной позицией протестного актива, принципиальной ориентацией не на продуктивную работу, а именно на скандалы и протесты предложение было отвергнуто.

Уже к середине 2010-х протестная активность пошла на спад. Добили вторую волну коронавирус, связанные с ним эпидемические ограничения и начало спецоперации на Украине. Сегодняшнее состояние протестного активизма в Челябинской области автор характеризует как смесь уныния, фрустрации и истерики. Заметная часть активистов покинули страну, «Стоп ГОК» самораспустился.

От всего этого у протестного актива случилась форменная истерика. Все это обилие красных восклицательных знаков над каждым постом, крики «Протесты! Протесты!» на пустом месте по три раза за день — это про нынешнее обострение. Что касается перспектив. Экологический протест никуда не исчезнет, пока есть его техногенная и социальная база, но приобретет совершенно иные формы, соответствующие данному политическому моменту. И уж точно у него будут другие лидеры.