По ситуации с коронавирусом и по московским мерам противодействия все замыкается на первом лице, как в классической восточной теме. Есть определенная воля и жесткость Собянина решать вопросы в том ключе, как он это видит. Можно сказать, что Собянин совершил некий гражданский подвиг, когда на одном из совещаний с Путиным в узком кругу, которое состоялось в марте, заявил, что в России нет нужной информации, статистики для понимания того, что происходит с коронавирусом. Дело в том, что на том этапе были разные варианты и прогнозы. Может быть, в итоге Собянин и ошибся, но я знаю, что большинство экспертов, причем разных, и международных в том числе, к которым обращались в мэрии за сценарием, чего ожидать в Москве, рисовали сценарии, которые мы увидели через месяц в Нью-Йорке. И если руководитель мегаполиса получает от разных независимых экспертов такую вот информацию, то как он может действовать? Именно в этом ключе и действовал Собянин. На мой взгляд, жесткость московского мэра при принятии решений на том этапе была своевременна и оправданна.

Ну а дальше Москва умудрилась сделать серьезные ошибки. Это касается и контактов с населением, и электронных систем, которые дают сбои, и тех известных очередей в метро в первые дни введения пропусков, и так далее. Примеров тому довольно много. Это и история со штрафами женщине-инвалиду, которая просто не может выходить из дома.

Неделю назад один из руководителей достаточно известного района на северо-западе Москвы написал в Facebook Собянину: «Сергей Семенович, передаю привет от супруги. Она медик и фактически не появлялась дома три месяца, но единственная помощь, которую получила от вас, – это несколько штрафов». После этого, уже когда посмотрели, посчитали, порядка 9 тысяч штрафов, выписанных медикам, ликвидировали. Таковы, наверное, издержки большого города, о чем Собянин периодически говорит.

Что касается электронного голосования, то не знаю, чья здесь больше «заслуга»: Венедиктова, Памфиловой или Собянина, но, на мой взгляд, и я об этом говорил год назад по итогам предыдущего эксперимента, в Москве нужно отложить на несколько лет какие-либо эксперименты на самих выборных голосованиях. Можно было проводить районные референдумы, посредством электронного голосования обсуждать реновацию и так далее.

Когда в 2019 году был сбой в рамках работы на трех участках и перед этим на встрече с Костырко (начальник управления по совершенствованию территориального управления и развитию смарт-проектов правительства Москвы) я поинтересовался, что является критерием успеха/неуспеха этого эксперимента, он ответил, что сбой будет означать неуспех.

Зачем при голосовании по Конституции в эту систему нужно было подтаскивать больше 1 млн москвичей, играя в такую рулетку, мне непонятно. Впервые за восемь лет я отказался входить в штаб по контролю, потому что, на мой взгляд, это авантюра. Говорю об этом, потому что со временем электронную систему можно будет наладить, сделать лучше, а вот доверие налаживается очень тяжело, особенно когда мы имеем дело с Конституцией. Сегодня у большинства людей нет четкого понимания, за что конкретно они голосуют в рамках Конституции, в рамках этой огромнейшей единой поправки. Может быть, кто-то и вспомнит отдельный фрагмент, а может быть, и нет. Фактически идет голосование о доверии/недоверии президенту по возможному следующему сроку. Нужно ли было в этой ситуации играть в электронную рулетку? На мой взгляд, нет.

Ситуация с электронным голосованием у нас находится фактически вне правового поля, потому что электронный бюллетень лишен тех возможностей, которые можно сделать с бумажным: его нельзя испортить, унести с собой. Но главное, что у нас нет возможности проверить многие процедурные вещи и зафиксировать их. И на это специалисты в последнее время многократно обращают внимание. Того блокчейна, через который убеждали Собянина и многих других людей, фактически нет, потому что система блокчейн должна быть удаленной, а не той, которая контролируется.

Что касается разницы с прошлым годом. Тогда в системе были зарегистрированы около 10 тысяч человек в трех округах, сегодня их больше 1 млн. Если в прошлом году в кол-центре было порядка 100 человек, то сейчас таких сотрудников 5 тысяч. Эти люди прозванивают всех зарегистрированных, они нужны для того, чтобы уточнять, если произошел сбой. У них есть список, кто зашел в систему, и если кто-то «потерялся» во время сбоя, то они просят человека проголосовать повторно. Получается такое ручное управление. На мой взгляд, в этом нет ничего хорошего.