Владимир Путин и его большинство
Какова сегодня база общественной поддержки Владимира Путина? 68% граждан одобряют деятельность президента, не одобряют лишь 31% (данные «Левада-центра», сентябрь 2012 г.). Столь же высок уровень одобрения работы президента как института – 62,9% (ВЦИОМ, 23 сентября 2012 г.). Наша оценка, основанная на данных влиятельных социологических центров и учитывающая 13 лет политического лидерства Путина, очевидна: «путинское большинство» сохраняется. Но каково оно? На кого опирается президент в проведении своей политики?
Структура большинства: неслучайная коалиция
«Путинское большинство» образца 1999-го и «новое путинское большинство» образца 2012-го — разные. Это «четвертая перезагрузка» (до нее — в 2005-м, 2007-м, 2010-м годах), проведенная прежде всего в ходе президентской избирательной кампании.
Популярность Владимира Путина всегда имела эшелонированную социальную и политическую базу. В «путинское большинство» в разное время входили и пассивные адаптанты (бюджетники, пенсионеры), и средние слои, и молодежь, и мелкий бизнес. При этом практически неизменно поддержка власти обусловливается требованиями ограничения перераспределительной конкуренции элитных групп и возвращения государством населению «долгов» через национализацию природной ренты или иные механизмы.
«Трудности перевода» между «пассивным большинством» и «активным меньшинством», их ориентация на совершенно разную повестку дня были и остаются главной проблемой реализации проекта модернизации в России в социальном отношении. Модернизация, структурные и социальные реформы проводятся не только в отсутствие массового социального запроса на них (что неудивительно), но в условиях господства принципиально иного, патерналистского запроса. Это обстоятельство, очевидно, в значительной степени предопределило и выбор консервативной модели инициированного Владимиром Путиным модернизационного проекта, и сам феномен «путинского большинства».
взрывозащищенные коробки R. STAHL
«Путинское большинство» не случайно, оно довольно жестко обусловлено социологически и с точки зрения политики доходов. По данным опросов «Левада-центра», в 1999 году к «бедным» относили себя 49% населения, к «самым бедным» — 19%. Это устойчивое «большинство нищеты» (в сумме 68%) восприняло послание власти, основанное на идее порядка, но не могло быть ее устойчивой социальной базой. В 2005-м «бедных» было лишь 35%, а «самых бедных» – 8% (в сумме 43%). 71% респондентов, опрошенных ВЦИОМ 6-7 октября 2007 года, накануне «референдумных» парламентских выборов, посчитали «бедными» семьи с доходом на члена семьи до 5.000 рублей. При этом практически у всех этих людей доход в 5.000 рублей на члена семьи уже был. Вспомним электоральные результаты Дмитрия Медведева в 2008-м (70,2%) и Владимира Путина в 2012-м (63,6%). Они не случайны.
60-70% населения — это и есть весьма нечеткие границы средних слоев (во всяком случае, эти слои осознают себя как средние), до которых нестабильно расширяется уже сформировавшийся внутри них реальный средний класс (25-30% населения; не путать с фантомным «креативным классом»; естественно, процесс расширения прервался в 2008-2010 годах). Правящая элита, и прежде всего сам Владимир Путин, добивалась формирования относительно устойчивой социальной базы и добилась этого. Текущий уровень доверия президенту – лишь переменная от этой более или менее постоянной величины.
В критическом для Владимира Путина с точки зрения доверия декабре 2011 года, по данным опроса ФОМ, 20% россиян заявляли, что точно не проголосуют за него, 6% — вероятнее всего не проголосуют, а 6% вряд ли проголосуют (всего 32%, условное суммирование). Наиболее явными «зонами неприятия» Путина были Москва (38% условных противников), Центральный федеральный округ (40%), люди с высшим образованием (40%) и особенно с высокими доходами (43%). Примечательно, что ни в одной из потенциально неблагоприятных для Путина с электоральной точки зрения социальных или региональных групп уровень его консолидированного неприятия как кандидата даже не приближался к отметке 50%; речь, подчеркнем, идет о средах и регионах, которые не собирались голосовать за Путина.
Содержательные послания избирательной кампании Путина и «курса нормализации», проводившегося в июне-сентябре, были адресованы прежде всего консервативной части населения. Поэтому отличие сегодняшней коалиции, поддерживающей президента («четвертого большинства»), состоит в том, что она: a) несколько консервативнее, чем прежде; b) мобилизована с помощью жестких избирательных и политических технологий, прежде всего технологий артикулирования угроз; с) относительно рациональна в восприятии и оценке президента и его политики, ориентирована на алгоритм «обещание — исполнение обещания»; d) включает в себя относительно немного молодежи и сторонников модернизации. Это предопределяет необходимость «инклюзивной стратегии», стратегии «новой открытости» — расширения большинства за счет представителей инновационных групп и сторонников структурных и социальных реформ.
Возможная альтернатива: в поисках «второго полюса»
Есть ли у Путина конкуренты в борьбе за доминирование на поле общественного доверия? И могут ли они создать альтернативную «путинскому большинству» коалицию – вместе или вокруг одной из знаковых фигур? Ряд наблюдателей считают, что это в принципе возможно; более того, по их логике, сейчас для такого сценария сложились вполне благоприятные условия.
Каким же образом может сформироваться альтернатива? Доверие лидерам парламентских партий невысоко (Геннадий Зюганов – 7%, Владимир Жириновский – 7%, Сергей Миронов – 2%; данные опроса ВЦИОМ 23 сентября 2012). Как и у президента, уровень доверия этим политикам ниже, чем накануне президентских выборов. При этом не существует постоянной коалиции хотя бы двух оппозиционных партий. ЛДПР с середины лета следует в фарватере политики власти, а КПРФ и «Справедливая Россия» ситуативно блокируются лишь по отдельным вопросам. Михаил Прохоров (5%) и Сергей Шойгу (1%) также не могут рассматриваться как «полюса доверия», вокруг которых может сформироваться альтернативная коалиция.
Может быть, «второй полюс» — это протестное движение? По данным сентябрьского опроса ВЦИОМ, за последние полгода известность большинства лидеров уличного протестного движения выросла. Особенно это заметно на примере Навального (в феврале он был в той или иной мере известен 29%, сегодня — 48%), Гудкова (с 21 до 60%). Более известными стали также Удальцов (с 13 до 39%), Чирикова (с 12 до 20%) и Пономарев (с 14 до 23%). При этом доля тех, кто отрицательно относится к Навальному, выросла с 31 до 43%, к Гудкову — с 29 до 43%, к Удальцову — с 26 до 42%, к Пономареву — с 28 до 40%, к Чириковой — с 24 до 39%. При этом доля симпатизирующих им остается практически прежней.
Зависимость вполне очевидна: негативное отношение к деятелям протестного движения растет прямо пропорционально их известности (исключения – Удальцов и отчасти Чирикова). Они проводят массовые акции, требуют общенационального эфира, получают и используют его, но база их общественной поддержки остается прежней, не расширяется. Это неудивительно: активность уличного протестного движения может быть адресована – и адресована на самом деле — лишь довольно узкой в социологическом смысле группе недовольных системой. Попытки расширить целевую аудиторию за счет консервативных протестных групп (например, тех, к которым традиционно апеллирует КПРФ) встречают лишь недовольство и раздражение этой части населения. И в любом случае вокруг деятелей протестного движения «новое большинство» уже не сформировать: потеряны темп и сама возможность реального поворота к повестке, отражающей интересы большинства населения.
«Национализация» элиты и перспективы большинства
«Путинское большинство» сегодня – неоднородная, но относительно стабильная коалиция. Реальная угроза его деконсолидации может возникнуть лишь в случае: a) быстрой деконсолидации власти; b) потери президентом инициативы в формулировании национальной повестки дня; с) трансляции неадекватного либо перенасыщенного второстепенными компонентами содержательного послания гражданам.
Сегодня Путин заявляет о желании «перезагрузить» элиту в пользу групп, отражающих широкий общественный интерес, и ограничить влияние групп частных интересов (так называемая «национализация» элиты). Для этого в логике российской политической традиции «царь» должен обратиться к «народу» поверх голов «бояр». Такой шаг в состоянии укрепить поддержку Путина, в том числе – при грамотном формулировании послания – среди молодежи и инновационных групп. К тому же подобное обращение не является ни политической, ни технологической проблемой. Уже происходящее быстрое и относительно беспроблемное дистанцирование Путина от коалиций и договоренностей, казавшихся многим незыблемыми, говорит о том, что он не «повязан», но свободен. А это редкое для политика качество — после стольких лет лидерства.
Да, рейтинг Владимира Путина существенно ниже, чем на пиках общественной поддержки (так, например, по данным фонда «Общественное мнение», 23 сентября 2012 года о доверии президенту заявляли 50,9% опрошенных, а 5 декабря 2010-го – 69,5%). Да, он больше не «герой» в популистском смысле и ореола «спасителя» образца 1999 года вокруг него больше нет. Однако Путин – по-прежнему самый влиятельный (во всяком случае, единственный значимый арбитраж в отношениях элит — это путинский арбитраж) и самый популярный политик в стране. При этом в экстремальных шагах, «взбадривающих» рейтинг, необходимости нет: Путин готов проводить рациональную политику и проводит ее. Во всяком случае, его заявления по поводу государственных финансов и уровня социальных расходов отличаются высокой степенью ответственности. Более того, как свидетельствует проект бюджета на 2013-2015 годы, подготовленный с учетом предвыборных обещаний президента, власть стремится к укреплению финансовой стабильности. При этом поддержка Путина, основанная на постепенном удовлетворении рациональных ожиданий в сфере социальной политики, определенно останется прогнозируемо высокой в течение достаточно длительного времени. А отрыв от ближайших соперников в борьбе за доверие людей был и, вероятнее всего, будет в среднесрочной перспективе кратным.
«Путинское большинство», довольно инертная коалиция, которая является социальной базой власти, по-прежнему представляет собой значительную ценность. Ведь институты неразвиты. Структура этой коалиции консервативна, однако именно в консерватизме – ее сила. В периоды кризисов и трансформаций (а Россию в среднесрочной перспективе ожидает и то, и другое) потребность в массовой социальной поддержке власти лишь возрастает. Именно соображения устойчивости системы в период изменений диктуют необходимость сохранения путинского большинства на долгосрочную перспективу. В любом случае принудительно разрушать общественную коалицию под названием «путинское большинство» бессмысленно, а возможно, и безответственно – именно благодаря ей легитимна власть. Вся власть, а не только президент.