После марша: десять тезисов о «новом московском протесте»
На «Социальный марш», прошедший в Москве 2 марта, политическими радикалами возлагались большие надежды. Они не оправдались. Масштаб акции оказался откровенно небольшим: участников было более чем вдвое меньше заявленного, а главное – стало окончательно ясно, что в столице есть лишь раздробленные протестные группы с дифференцированными, «тематическими» интересами (строительство хорд и вылетных магистралей, состояние ЖКХ, платные парковки и другие). Как развивается «новый московский протест» (новый – по отношению к политическому протесту декабря-марта 2012 года)?
Готовность московских властей к честным и высококонкурентным выборам препятствует протесту. О стремлении к честной кампании заявлял сам мэр Сергей Собянин, но дело не только в заявлениях, но и в существующей системе выборов. Для выдвижения кандидата на пост мэра Москвы достаточно всего 109 подписей муниципальных депутатов, в то время как в Брянской области была необходима 241 подпись, а в Рязанской – 230 (в обеих осенью 2012-го состоялись губернаторские выборы). Около 40% муниципальных депутатов – независимые и оппозиционные, они в состоянии выдвинуть несколько альтернативных кандидатов на пост мэра. Кампания будет высококонкурентной – это можно легко предсказать.
Ситуативный характер протеста. Несмотря на значительную активность протестных групп, возникших в Москве в связи с различными реформаторскими инициативами московской мэрии, прежде всего транспортными, инфраструктурными и социальными (а также независимо от действий властей), в целом протест носит ситуативный характер. Это означает, что по мере решения или ослабления той или иной проблемы, вызывающей общественное недовольство, активность конкретной протестной группы снижается.
Собянин так и не стал «политической мишенью» для протестующих. Недовольство, связанное с конкретными проблемами в деятельности московской власти, не проецируется на мэра Москвы Сергея Собянина – во всяком случае, пока. Так, по данным недавнего опроса фонда «Общественное мнение», 51% опрошенных москвичей позитивно оценивают работу Сергея Собянина на посту мэра Москвы, а 59% считают, что он должен руководить городом и в дальнейшем. С учетом того, что Собянин работает уже более двух лет, а время сейчас не выборное, это достаточно высокий уровень поддержки. Недовольство граждан адресовано прежде всего отдельным структурам столичной администрации (например, Департаменту транспорта или Департаменту образования), а также непопулярным, непубличным или считающимся коррумпированными чиновникам и работникам системы ЖКХ.
Собянин – не заложник московских чиновников. Очевидная основа востребованной (и в значительной степени уже осуществляемой) стратегии публичного позиционирования Сергея Собянина во взаимоотношениях с протестными группами – дистанцирование от проектов и программ, вызывающих общественное недовольство, и публичный контроль за ними, основанный на интересах и настроениях горожан и осуществляемый в диалоге с НКО, институтами общественного контроля и гражданскими активистами. На мой взгляд, мэру определенно не стоит становиться заложником неких «вечных» реформ, не дающих быстрого и очевидного для всех результата. Учитывая активную кадровую политику Собянина, в его готовности избавляться от людей непопулярных или неэффективных сомневаться не приходится.
Столичные власти уверены в адекватности проводимой ими политики. Они дают понять протестующим, что не будут препятствовать ни запуску процедуры отзыва мэра, ни возможным общегородским референдумам.
Потенциал протеста в Москве носит «спящий» характер. Массовое недовольство не означает массовой активности – так можно вкратце охарактеризовать степень вовлеченности москвичей в деятельность протестных групп.
Протестные группы слабо консолидированы. Относительная и не объединяющая даже всех недовольных по этому поводу горожан консолидация заметна лишь в «антихордовых» группах и у «палаточников», а институциональная консолидация (с созданием постоянно действующих ассоциаций и союзов) – только у «палаточников». Их мобилизационные и коммуникативные возможности, а также степень координации действий откровенно недостаточны.
Группы протестующих не проводят заметных публичных акций. Несколько десятков, в пределе 150-200 человек – таковы реальные масштабы «социальных» протестных акций, и тенденции их роста пока не отмечается. Естественно, построить на основе этой активности крупную общемосковскую протестную акцию не удалось и 2 марта.
Популярных лидеров у «нового московского протеста» нет. Существенным ограничителем для развития протеста в Москве стало то, что протестующих пока системно не поддерживают ни лидеры общественного мнения, ни деятели радикального протестного движения. Активность Сергея Митрохина и Сергея Удальцова в этом контексте относительно малозаметна.
«Тематический» протест не перерастает в Москве в массовое социальное протестное движение. Объединенного массового социального протестного движения в Москве, вероятнее всего, в обозримом будущем не возникнет – особенно в случае, если мэрия Москвы будет предупреждать протестную активность, вступая в постоянный диалог с активными группами москвичей.
Готовность московских властей к честным и высококонкурентным выборам препятствует протесту. О стремлении к честной кампании заявлял сам мэр Сергей Собянин, но дело не только в заявлениях, но и в существующей системе выборов. Для выдвижения кандидата на пост мэра Москвы достаточно всего 109 подписей муниципальных депутатов, в то время как в Брянской области была необходима 241 подпись, а в Рязанской – 230 (в обеих осенью 2012-го состоялись губернаторские выборы). Около 40% муниципальных депутатов – независимые и оппозиционные, они в состоянии выдвинуть несколько альтернативных кандидатов на пост мэра. Кампания будет высококонкурентной – это можно легко предсказать.
Ситуативный характер протеста. Несмотря на значительную активность протестных групп, возникших в Москве в связи с различными реформаторскими инициативами московской мэрии, прежде всего транспортными, инфраструктурными и социальными (а также независимо от действий властей), в целом протест носит ситуативный характер. Это означает, что по мере решения или ослабления той или иной проблемы, вызывающей общественное недовольство, активность конкретной протестной группы снижается.
Собянин так и не стал «политической мишенью» для протестующих. Недовольство, связанное с конкретными проблемами в деятельности московской власти, не проецируется на мэра Москвы Сергея Собянина – во всяком случае, пока. Так, по данным недавнего опроса фонда «Общественное мнение», 51% опрошенных москвичей позитивно оценивают работу Сергея Собянина на посту мэра Москвы, а 59% считают, что он должен руководить городом и в дальнейшем. С учетом того, что Собянин работает уже более двух лет, а время сейчас не выборное, это достаточно высокий уровень поддержки. Недовольство граждан адресовано прежде всего отдельным структурам столичной администрации (например, Департаменту транспорта или Департаменту образования), а также непопулярным, непубличным или считающимся коррумпированными чиновникам и работникам системы ЖКХ.
Собянин – не заложник московских чиновников. Очевидная основа востребованной (и в значительной степени уже осуществляемой) стратегии публичного позиционирования Сергея Собянина во взаимоотношениях с протестными группами – дистанцирование от проектов и программ, вызывающих общественное недовольство, и публичный контроль за ними, основанный на интересах и настроениях горожан и осуществляемый в диалоге с НКО, институтами общественного контроля и гражданскими активистами. На мой взгляд, мэру определенно не стоит становиться заложником неких «вечных» реформ, не дающих быстрого и очевидного для всех результата. Учитывая активную кадровую политику Собянина, в его готовности избавляться от людей непопулярных или неэффективных сомневаться не приходится.
Столичные власти уверены в адекватности проводимой ими политики. Они дают понять протестующим, что не будут препятствовать ни запуску процедуры отзыва мэра, ни возможным общегородским референдумам.
Потенциал протеста в Москве носит «спящий» характер. Массовое недовольство не означает массовой активности – так можно вкратце охарактеризовать степень вовлеченности москвичей в деятельность протестных групп.
Протестные группы слабо консолидированы. Относительная и не объединяющая даже всех недовольных по этому поводу горожан консолидация заметна лишь в «антихордовых» группах и у «палаточников», а институциональная консолидация (с созданием постоянно действующих ассоциаций и союзов) – только у «палаточников». Их мобилизационные и коммуникативные возможности, а также степень координации действий откровенно недостаточны.
Группы протестующих не проводят заметных публичных акций. Несколько десятков, в пределе 150-200 человек – таковы реальные масштабы «социальных» протестных акций, и тенденции их роста пока не отмечается. Естественно, построить на основе этой активности крупную общемосковскую протестную акцию не удалось и 2 марта.
Популярных лидеров у «нового московского протеста» нет. Существенным ограничителем для развития протеста в Москве стало то, что протестующих пока системно не поддерживают ни лидеры общественного мнения, ни деятели радикального протестного движения. Активность Сергея Митрохина и Сергея Удальцова в этом контексте относительно малозаметна.
«Тематический» протест не перерастает в Москве в массовое социальное протестное движение. Объединенного массового социального протестного движения в Москве, вероятнее всего, в обозримом будущем не возникнет – особенно в случае, если мэрия Москвы будет предупреждать протестную активность, вступая в постоянный диалог с активными группами москвичей.
