Удмуртия является национальной республикой, однако жители региона не демонстрируют типичное для республик Российской Федерации электоральное поведение. По классификации, предложенной для анализа президентской кампании в регионах [1], по типу электорального поведения Удмуртскую Республику можно отнести к кластеру регионов Центральной России, Поволжья и Юга с ориентацией преимущественно на сельское хозяйство и с традиционной этикой населения.

На основе анализа данных о выборных кампаниях 2017-2018 годов в Удмуртской Республике (УР) попытаемся ответить на вопросы, почему на региональных выборах наблюдается падение явки, с какими особенностями электорального поведения связана низкая явка и как сочетание этих факторов вынуждает политические партии в РФ менять стратегию и тактику политической борьбы.

Парадокс явки

В Удмуртской Республике наблюдается устойчивая тенденция к снижению явки на выборах. В таблице 1 представлены данные с 2004 по 2018 годы.

Таблица 1. Явка на выборах в Удмуртии по данным ЦИК УР[2]
Год Тип выборов	2004	2007	2008	2010	2011	2012	2014	2015	2016	2017	2018
Президент РФ	67%		64%			64%					63%
Глава УР	67%						43%			35%
Госдума РФ		61%			56%				44%
Госсовет УР		61%				41%				35%
Дума Ижевска				34%				28%

Тенденция к снижению явки проявляется на избирательных кампаниях всех уровней, однако скорость падения весьма различна. Если на выборах президента РФ явка в Удмуртии почти не менялась, то на региональном и муниципальном уровне выборов явка упала значительно.

Различие в скорости падения явки трудно объяснить с позиций рационализма, ведь голосуя на муниципальных или региональных выборах, гражданин имеет гораздо большее влияние на результат, чем на федеральных.

Оценим относительный электоральный вес одного избирателя на различных типах выборов, проходивших в Удмуртии в 2017 и 2018 годах по формуле: 1/х, где 1 – это голос одного избирателя, x – полное число избирателей, влияющих на итог рассматриваемых выборов.

На выборах в региональное законодательное собрание Удмуртии (Госсовет УР), проходивших в сентябре 2017 года, на один избирательный округ в среднем приходилось 39 787 избирателя. То есть электоральный вес одного голосующего при 100% явке составил бы 1/39 787. По отношению к полному числу проголосовавших избирателей (явка 35%) относительный электоральный вес составил 1/13 925 [2].

Оценим теперь, какое число избирателей соответствовало такому же электоральному весу на выборах президента РФ в 2018 году. Электоральный вес одного избирателя при 100% явке составил бы 1/109 008 428, в условиях реальной явки по РФ 67,5% это число было 1/73 578 992 [3]. Таким образом, электоральный вес одного избирателя на региональных выборах 2017 года в Удмуртии был равен весу 5 284 избирателей на выборах президента РФ в 2018 году.

Оценим теперь, какое минимальное количество избирателей могло повлиять на результаты выборов. На выборах в Госсовет УР разрыв между первым и вторым местом на одномандатных округах находился в диапазоне от 309 голосов (округ №13) до 17 916 голосов (округ №27). По городским округам средний разрыв составил 3081 голос, по районным – 7317. Среднее по всем округам значение разрыва составило 4634 голоса [2].

Минимальное число избирателей, которое могло бы повлиять на результат выборов в усредненном одномандатном округе, составляло 2317 избиратель. Речь идет о той гипотетической ситуации, когда данное количество голосов было бы отдано не за победителя, а за кандидата на второй позиции.

Выборы кандидатов в Госсовет УР в 2017 году проходили по смешанной системе, половина депутатов избиралась по партийным спискам. Для некоторых кандидатов-списочников, вопрос о прохождении в Госсовет УР мог сводиться к сотне голосов. Так, например, кандидату от КПРФ Валееву Р.А., баллотирующемуся от партийной группы на округе №20, не хватило 79 голосов, отданных в этом округе за КПРФ, для того чтобы получить мандат депутата Госсовета УР [2].

В такой ситуации каждому кандидату от любой политической партий была выгодна высокая явка на свое округе, над повышением которой они работали. Несмотря на это, а также то, что выборы в Госсовет УР в 2017 году проходили совместно с выборами главы УР, явка была даже ниже привычно низких показателей (Таб.1).

Иная картина наблюдалась в Удмуртии на выборах президента РФ. Отрыв Путина от Груднина составил 47 771 506 голосов. Таким образом, минимальное количество избирателей, которое могло повлиять на исход голосования, – 23 885 735 [3].

Оценка потенциальной возможности избирателя повлиять на итог выборов, показывает, что 1 голос на региональных выборах в Удмуртии в 2017 году соответствует 10 308 голосам на выборах президента РФ в 2018 году. Если же рассматривать только городские округа на выборах в Госсовет УР (19 из 30 округов), то 1 голос будет соответствовать уже 15 500.

Оценим значимость последнего числа, соотнеся его с масштабами тех же региональных выборов 2017 года.

На сегодняшний день в состав Госсовета УР входит 59 депутатов, 30 из которых были выбраны по партийным спискам. 50 депутатов состоят во фракции Единой России, 4 – КПРФ, 2 – ЛДПР, 2 – Справедливой России и одно место вакантно. Представим, если бы 15 500 гипотетических рациональных избирателей, живущих в Удмуртии, организовали бы в 2017 году свое избирательное объединение и сформировали бы партийный список для участия на выборах, то смогли бы провести своего представителя в Госсовет УР только одними своими голосами. Если бы они к тому же жили бы локально в одном из районов Ижевска, то смогли бы еще избрать двух своих кандидатов по одномандатным округам. В итоге гипотетическая фракция рациональных избирателей в Госсовете УР была бы в полтора раза больше, чем фракции ЛДПР или Справедливой России.

Безусловно, до выборов избиратель не мог знать заранее явку и разрыв между результатами лидера голосования и его ближайшего преследователя, чтобы провести те же оценки, что и автор статьи, имея в 2019 году все данные избиркомов за выборы 2017-2018 годов. Однако и более грубые оценки, которые можно было бы сделать до выборов, также показывали несоизмеримость электорального веса одного избирателя на выборах в Госсовет УР и президента РФ.

Можно констатировать: чем меньше один избиратель может повлиять на исход выборов, тем больше у него интерес к этим выборам. На первый взгляд, такая обратная корреляция кажется парадоксальной. Попробуем пристальнее вглядеться в суть происходящих выборных процессов.

Два восприятия выборного процесса

Часть избирателей воспринимает процесс выборов как политический рынок, на котором избиратель осуществляет своего рода инвестицию в один из представленных политических проектов. Выбор строится исходя из той программы, которая предлагает политическая партия, и тех людей, которые будут осуществлять эту программу в случае победы на выборах.

Избиратель также рассчитывает, есть ли у предпочитаемого кандидата шанс, потому что инвестировать голос в заведомо проигрышный вариант бессмысленно. Другими словами, избиратель может проголосовать за менее близкого ему по взглядам кандидата, но имеющего больший шанс на победу.

Предполагается, что избиратель осуществляет рациональный выбор, и именно к рациональности апеллирует многопартийная демократическая система РФ и предвыборные кампании кандидатов.

Существует другое восприятие выборного процесса, когда выборы представляются избирателю как «сеанс обратной связи» с властью. Политическая власть отождествляется с узкой группой лиц, которая оформляет политические предложения и подбирает кандидатов на исполнительные руководящие посты. Затем оформленные предложения выносятся на всеобщее голосование.

В такой системе избиратель имеет только два варианта волеизъявления: «за» или «против». По форме такая система похожа на референдум, однако имеет иное смысловое наполнение.

Узкая группа может быть представлена 30 олигархами как в Спарте или Политбюро ЦК КПСС как в Советском Союзе, однако суть выборного процесса от этого меняется мало. Гражданин либо согласен с предложением от власти, либо нет. Выборы играют роль ритуального общения с властью через личное высказывание гражданина своего к ней отношения.

Максимальную значимость имеет ритуальное общение с максимально дистанцированным и физически не доступным уровнем власти, то есть с президентом РФ. Схожее значение имеет ежегодная «Прямая линия с Владимиром Путиным».

Концептуальный и традиционный избиратели

Существует ли корреляция между избирательной логикой гражданина и его принадлежностью к каким-либо социальным группами или стратам? Этот вопрос достаточно сложный и требует отдельного исследования. Остановимся на том, что между описанными типами избирателей есть культурно-психологические отличия.

Первое из описанных выше типов восприятия выборного процесса характерно для людей, склонных к осмыслению реальности через теоретические концепции. Другими словами, такой избиратель осмысляет выборный процесс методом своего рода дедукции. Он пытается найти частное проявление концепции рациональных многопартийных выборов в реальном выборном процессе. Назовем такого избирателя концептуальным.

Второй тип восприятия выборного процесса характерен для традиционного избирателя. Данный термин также в определенной степени условен, но хорошо отражает связь этого типа избирателя с культурно-исторического бэкграундом российского общества.

В исторической ретроспективе такой тип выборов доминировал в нашей стране. Закрепленный в уставе КПСС принцип демократического централизма на практике реализовывался именно так: основные партийные решения формулировались меньшинством, в число которых входили, как правило, члены Политбюро (Президиума) ЦК. Однако высшим органом партии являлся съезд, на котором представители большинства голосовали либо «за», либо «против» сформулированных меньшинством решений. Такая практика реализовывалось не только на общесоюзном партийном уровне, но и на всех нижестоящих вплоть до первичных организаций.

Выборы в Верховный Совет СССР с 1937 по 1984 проводились на безальтернативной основе. Логика внутрипартийных выборов, по сути, была расширена на всех граждан СССР. Избиратель мог только выразить свое «за» или «против» по отношению к кандидату от власти, по форме представленной блоком коммунистов и беспартийных.

Крупные российские партии во многом унаследовали от КПСС традиции принятия внутрипартийных решений. КПРФ в своем уставе открыто провозглашает принцип демократического централизма основным в своей деятельности, и в значительной степени повторяет советскую практику его реализации при принятии внутрипартийных решений.

В качестве примера рассмотрим Удмуртское отделение КПРФ. Высший орган регионального отделения – съезд партии представляет собой собрание из 104 делегатов. Каждый делегат выдвигается на очередной съезд от 10 членов партии и представляет на съезде их мнение и интересы. Съезд принимает окончательные решения по всем основным организационным, политическим и кадровым вопросам. Однако принимает он их только в уже предложенных формулировках. Формулировки исходят от правящего меньшинства в лице Бюро республиканского комитета КПРФ (7 человек), а большинство в лице съезда голосует «за» или «против».

Устав Единой России отличается от устава КПРФ требованием альтернативных выборов лиц на все руководящие посты, кроме председателя партии. Другими словами, секретарей первичных, местных, региональных отделений, а также секретаря Генерального совета партии выбирают большинством голосов, отданных за одного из предложенных кандидатов, которых должно быть не менее двух.

Однако выборы коллегиальных органов управления, а также выдвижение кандидатов в президенты РФ, глав регионов и депутатов всех уровней, проходят по тем же принципам, что и в КПРФ, и в КПСС.

Подобно КПСС Единая Россия также делает попытку расширить внутрипартийную выборную практику на всех граждан России. Согласно уставу: «Единая Россия должна быть партией народного большинства – граждан страны, поддерживающих Президента Российской Федерации и его стратегический курс» [4]. С одной стороны партия не выражает приверженности к какой-то конкретной идеологии, а действует исходя из текущих интересов большинства граждан (п.2.1.1, п.2.2.1. устава ЕР). С другой стороны, активно поддерживая главного выразителя власти в стране – президента РФ, Единая Россия заявляет о своем статусе партии власти. Таким образом, список кандидатов в депутаты всех уровней представляет собой современный вариант «блока коммунистов и беспартийных», но без идеологической окраски.

Такая стратегия Единой России показала свою высокую эффективность в работе с традиционным избирателем. На выборах 2017-2018 года большая часть избирателей делала в первую очередь выбор либо «за» либо «против» кандидата от власти и уже во вторую — за ту или иную политическую программу.

Доминирование традиционного избирателя

Как проверить, какого типа избиратель доминирует на выборах? Смоделируем ситуацию, когда один и тот же беспартийный кандидат баллотируется на одном и том же одномандатном округе с одними и теми же программными тезисами, в один и тот же парламент. Единственное отличие состоит в том, что в первом случае кандидат выдвигается избирательным объединением Единой России, а во втором нет.

Если доминирует избиратель концептуального типа, существенного разрыва в результатах голосования за данную кандидатуру не будет – с рациональной точки зрения эти варианты принципиально не отличаются.

Если же доминирует традиционный избиратель, картина меняется существенно. В первом случае он голосует за кандидата, высказывая свое «за» власти. Во втором случае традиционный избиратель проголосует за кандидата, уже голосуя «против» власти. Если уровень лояльности традиционного избирателя к институту власти в целом находится на высоком уровне, то в первом случае кандидат наберет значительно больше голосов, чем во втором.

Кроме того, в первом случае кандидату не придется бороться с конкурентами за голоса лояльного традиционного избирателя. Эта ситуация возможна разве что на этапе праймериз Единой России, так как партия власти в России сегодня одна. Во втором случае кандидат будет бороться за протестные голоса традиционного избирателя с конкурентами от других оппозиционных партий.

Одно и то же лицо с одними и теми же тезисами вряд ли сможет с одинаковым успехом претендовать на роль кандидата от власти и на роль «настоящего оппозиционера». Если кандидат сможет победить в первом качестве, то он должен проиграть во втором, причем с существенным разрывом.

Специально поставить такой эксперимент вряд ли возможно. Однако в истории выборов в Удмуртии есть кейс, очень близкий к описанному эксперименту. Это кейс Натальи Кузнецовой, которая избиралась в Центральном избирательном округе Ижевска в Госсовет УР в 2012 и 2017 году. В первом случае ее выдвигало избирательное объединение Единой России [5], во втором избирательное объединение партии Родина [6].

Кузнецова в обоих случаях была беспартийной, имела широкую узнаваемость в округе, сеть своих сторонников, включая главных по дому в многоквартирных домах. Она не участвовала в скандалах, ее репутация не была подорвана во время ее депутатства 2012-2017 годов. В 2017 году она не выдвигалась от Единой России по внутрипартийным причинам, которые не оказывали непосредственного влияния на электоральные предпочтения избирателей.

В 2012 году кандидатуру Натальи Кузнецовой поддержало 39,5% избирателей, что обеспечило ей победу с отрывом от ближайшего конкурента в 1988 голоса [5]. В 2017 году ее поддержало 14,1% избирателей. Кузнецова оказалась на четвертой позиции, отстав от лидера голосования на 3370 голоса [6]. Такие результаты указывают на доминирование в выборном процессе избирателя традиционного типа.

Электоральное поведение

Выборы 2017-2018 годов показывают нарастающее влияние традиционного избирателя и спад влияния концептуального избирателя. Именно этим объясняется описанная выше зависимость – чем меньше один избиратель может повлиять на исход выборов, тем больше у него интерес к этим выборам.

Дело в том, что традиционный избиратель вообще не интересуется исходом выборов в том смысле, в котором интересуется им концептуальный избиратель. Традиционному избирателю важен сам акт голосования и регистрации его голоса, то есть высказывания своего отношения к власти. Его цель – быть услышанным властью.

Почему низок интерес традиционного избирателя к выборам региональной и, тем более, муниципальной власти? В значительной степени это происходит потому, что региональные и муниципальные власти в Удмуртии, как и в большинстве регионов страны, теряют свою экономическую и, как следствие, политическую субъектность на протяжении последних десятилетий.

В результате интерес традиционного избирателя к выборному процессу резко падает с понижением уровня избираемой политической власти. Местная власть слишком мелка и не «сакральна» для такого масштабного действа как выборы в понимании традиционного избирателя.

Также анализ выборных кампаний в Госсовет Удмуртии в 2017 году показывает, что в Ижевске не было положительной корреляции между встречами кандидатов в депутаты с избирателями во дворах многоквартирных домов и явкой на выборы. Если традиционный избиратель может лично высказать кандидату в депутаты свое к нему отношение на встрече, то он не видит смысла в самом акте голосования.

Бойкот выборов

Рассмотрим действия политических активистов, которые призывают к бойкоту выборов в рамках модели двух типов избирателей. Декларируемая задача таких активистов – сделать выборы не легитимными, минимизировав явку до ничтожного уровня. С рациональной точки зрения такой цели реально добиться именно на выборах в муниципальные и региональные парламенты.

В 2017 году в Удмуртии проходили одновременно выборы в Госсовет УР и главы УР, при этом явка все равно была низкой и в ряде городских округов опускалась до 26% [1]. Имея потенциальную возможность бойкотировать оба выборных процесса разом, политические силы или гражданские активисты в Удмуртии не высказывали активной позиции по бойкоту выборов.

Напротив, на выборах президента РФ в 2018 году призывы к бойкоту звучали настойчиво и активно как со стороны не системных политических объединений и гражданских активистов, так и со стороны некоторых сторонников системной оппозиции.

С рациональной точки зрения, выбор именно президентских выборов для бойкота – наихудший. Вероятность решить поставленные задачи – минимальна. Однако у сторонников бойкота именно эта кампания вызывала наибольший энтузиазм.

Объяснить этот кажущийся парадокс можно также логикой традиционного избирателя. Для него было очевидно, кто из кандидатов является представителем власти. Лояльному власти традиционному избирателю понятно, как высказать свое «за» – проголосовать за действующего президента Путина.

В то же время протестно настроенный традиционный избиратель сталкивается с проблемой: не понятно, как конкретно выразить свое «против». Нет ясности, какой из вариантов электорального поведения соответствует протестному голосованию в наибольшей степени.

В этом смысле многопартийная демократическая система не является удобным инструментом для волеизъявления традиционного избирателя. Поскольку возможности проголосовать против власти (и даже против всех) нет, традиционный избиратель вынужден выбирать из двух вариантов: 1. выбирать максимально протестного кандидата («настоящую оппозицию»); 2. бойкот выборов.

При этом бойкот традиционного избирателя должен быть не пассивным, а активным, должен содержать в себе политическое высказывание. Это его попытка оформить свое высказывание «против».

Таким образом, активистов, выступавших за бойкот президентских выборов в 2018 году, также можно отнести к традиционному типу избирателей. Призывов к бойкоту выборов в 2017 году в Удмуртии не было потому, что региональные выборы малоинтересны для традиционного избирателя не только как практика для участия, но и как практика для активного бойкота.

Выстраивание политического взаимодействия партий с избирателем

В условиях доминирования традиционного избирателя на выборах политические партии начинают выстраивать политические стратегии и тактики в соответствующей традиционному избирателю линии. При этом стратегии партии власти и всех остальных политических сил становятся принципиально разными.

В 2017 году Единая Россия без сомнений удерживает образ партии власти в представлении традиционного избирателя. Таким образом, практически любой выдвиженец от Единой России получает голоса лояльного традиционного избирателя. Такому кандидату необязательно быть членом партии, достаточно быть выдвинутым от соответствующего избирательного объединения и зафиксировать в агитационных материалах свою принадлежность к действующей власти.

Основные задачи кандидата от партии власти в предвыборной кампании – мотивировать лояльного традиционного избирателя прийти на избирательный участок и не допустить солидаризации нелояльного избирателя вокруг одного протестного кандидата. Другими словами, кандидат от власти фокусирует на себе все высказывания «за» власть и старается рассеять все «против».

Таким образом, кандидат от власти заинтересован в большом количестве кандидатов от оппозиции с примерно одинаковыми рейтингами. Ему выгодно работать на понижение рейтинга потенциального лидера среди протестных кандидатов и на поддержку аутсайдеров.

В то же время оппозиционные политические партии оказываются в условиях конкуренции за голоса «против». Наиболее эффективной предвыборной стратегией становится создание вокруг оппозиционного кандидата образа антипода власти, другими словами, образа «настоящей оппозиции».

Рациональный разговор на языке политических программ, обращенный к концептуальному избирателю, отходит на второй план. Происходит унификация политической повестки всех оппозиционных сил, принимающих участие в выборном процессе. С рациональной точки зрения все оппозиционные кандидаты становится одинаково не похожими на власть, становясь, по сути, ее перевернутым отражением.

В случае выборов в Госсовет УР основными точками в повестке всех оппозиционных партий становится: 1. Массовое сокращение социальной сферы (сокращение больничных мест, школ и пр.); 2. Социальное неравенство; 3. Региональное неравенство.

Разговор оппозиционного кандидата с избирателем ведется в плоскости этики. Все три указанных пункта подаются в предвыборных обращениях как несправедливость по отношению к человеку, живущему в Удмуртии. Единственным существенным отличием различных кампаний оппозиционных кандидатов становится их эстетическое наполнение.

Другими словами, после разговора о проблемах, речь идет не столько о поиске рациональных методов решения этих проблем, сколько об эстетическом выборе тех или иных кандидатов: цвет, флаг, символика советского или имперского консерватизма и пр. В таких условиях концептуальный избиратель окончательно теряет свой интерес к выборному процессу, что приводит к тотальному доминированию традиционного избирателя.

Отказ от рационального разговора с избирателем приводит к внутрипартийным изменениям. Партийные собрания и партийные издания перестают быть площадками для рациональных дискуссий. Это в свою очередь вымывает из региональных отделений партийный актив, ориентированный на теоретическую работу.

Особенно ярко такое положение дел проявляется на левом политическом поле. Последние пять лет наблюдается значительный рост интереса в молодежной среде к левым идеям. В Удмуртии формируются независимые дискуссионные и аналитические площадки левого толка. Однако региональным отделениям ни КПРФ, ни Коммунистов России не удалось создать своих партийных площадок, которые смогли бы аккумулировать молодых сторонников.

Перетянуть на свою сторону лояльного власти традиционного избирателя в рамках региональной избирательной кампании практически невозможно. В вопросе «за» или «против» власти традиционный избиратель реагирует только на события федерального масштаба. В 2018 году такими событиями стали пенсионная реформа и повышение налогов. Существенное количество традиционных избирателей поменяло свое решение с «за» на «против», вследствие чего стала возможна победа кандидата от КПРФ Коновалова на выборах главы Хакасии в осенью 2018 года.

Выводы

За последние 15 лет в Удмуртии, как и во многих других регионах РФ, наблюдается значительное падение явки на региональных и муниципальных выборах. Такая тенденция связана с доминированием на выборах избирателя традиционного типа, который в первую очередь голосует «за» либо «против» власти, а уже во вторую за ту или иную политическую программу.

В условиях низкой явки и доминирования традиционного избирателя над концептуальным, оппозиционные политические партии отказываются от рациональной повестки и фокусируются на эстетической стороне предвыборной кампании.

В рамках региональных предвыборных кампаний оппозиционные партии не имеют практической возможности оказать существенное влияние на голоса, отданные «за» партию власти. Основной тактической задачей оппозиционных партий становится борьба друг с другом за голоса «против» партии власти.

Общий подход для анализа электорального поведения отдельно взятого индивидуума, приведенный в данной статье, применим также и для анализа группового электорального поведения избирателей в российских регионах.