Чтобы говорить о перспективах оппозиции, надо сначала понять, первое, кто у нас оппозиция и, второе, в каких формах, какими институтами она представлена в политическом пространстве.
С этой точки зрения, ни одна из парламентских партий не является оппозицией. Более того, все парламентские партии на сегодняшний день лишены политической субъектности. Все они — управляемые из единого центра электоральные проекты. В какой-то степени наша официальная многопартийность больше всего похожа на нынешнюю многопартийность в Китае или многопартийность в ГДР, с одной поправкой — там все «многопартийные» партии руководились направляющей силой правящей коммунистической (социалистической единой) партии (она-то и была государственной властью), а у нас и «Единая Россия» — не источник, а один из вспомогательных инструментов реальной власти.
Назвать «Яблоко» оппозицией можно, но эта «маленькая старая партия» — как и все «системные» непарламентские — это, конечно, «недосубъект», и действует она — вместе с парламентскими — в строго регламентированном поле управляемой внутренней политики.
«Несистемная оппозиция», конечно, маргинальна. Её «вожди» нелепы. Её электорат ничтожен. Её политические перспективы равны нулю — во всяком случае, по мнению внутриполитических управляющих. Но при этом, нигде не представленная, «ничтожная» и «несистемная», эта оппозиция совершенно свободна в информационном пространстве, более того, она — мэйнстрим в блогосфере, соцсетях и интернет-медиа, а именно там сегодня работает фабрика смыслов, стереотипов и политической моды. Между тем у «лояльной», то есть пропрезидентской, пророссийской общественности, у тех самых 80 процентов путинского большинства, публичная активность фактически заблокирована, фабрика смыслов не работает (потому как «среди своих» свобода мысли — в поддержку власти, кстати, — отнюдь не поощряется), и нет ни концентрации, ни агрессивности, ни отлаженности общепринятых формулировок. Поэтому — как показывает опыт многострадального человечества — молчаливое большинство, пусть даже 80-процентное, имеет все возможности стать большинством подавляемым и быть разъеденным изнутри за счёт манипулятивной, лживой, но тщательно отлаженной и токсичной подрывной пропаганды.
Всё это, впрочем, относится — будем надеяться — не к предстоящему политсезону. Тут возможны более определённые и менее пессимистические прогнозы.
Да, многопартийная конкуренция сегодня — это пропагандистский муляж, поскольку никаких реальных политических институтов вне вертикали власти не существует. Но в целом политическая конкуренция есть, и она постепенно пробуждается. Только это внеинституциональная конкуренция — конкуренция идей и личностей.
Наиболее значимы сегодня — вне системной многобеспартийности — люди-бренды, узнаваемые и связанные с понятными идеологическими паттернами. Для них партии становятся техническими инструментами, позволяющими избежать начисто дискредитированной процедуры сбора подписей. Для партий же люди-бренды — как Ройзман для Яблока — становятся спасательными соломинками, а их маловероятные, но всё же возможные успехи — последней надеждой расширить обнулившиеся партсписки побед.
Эта ситуация в корне отличается от второй половины 90-х: тогда брендами становились лидеры партий (Зюганов, Явлинский, Жириновский), или партии, для быстрого их включения в политсистему, создавались вокруг известных имён (Шойгу, Карелин, Гуров).
Сегодня прежние люди-бренды, выросшие из партийного лидерства, полностью «выдохлись» как реально существующие действующие лица, утратили суггестию и жезнеподобие. Они теперь — симулякры: Зюганов — воплощение мелкобуржуазного оппортунизма, Жириновский — политической клоунады, Явлинский — беспринципного нарциссизма. Пока что КПРФ цепляется за остатки самого мощного бренда XX века — коммунизма, ЛДПР отрабатывает технологии программы «Пусть говорят» (ну или наоборот — программа работает по методике ЛДПР), монетизируя скандальные шоу в голоса избирателей, а «Яблоко» цепляется мёртвым грузом за самостоятельных регионалов, не имея никаких внутренних резервов — ни кадровых, ни смысловых.
В очень похожей ситуации и «Единая Россия» — все её электоральные результаты, начиная с 2003 г., связаны, несмотря ни на какие заявления, объяснения и структурные перемены, только с Путиным — с самым сильным на сегодняшний день политическим брендом страны.
Поэтому у результативной политконкуренции сегодня и завтра — немного шансов, но они есть, хотя вероятность их реализации совершенно разная для разных уровней. На федеральном уровне (губернаторы, депутаты Госдумы в одномандатных округах) персональная конкуренция возможна, но исключительно в рамках управляемых результатов (когда неожиданности — как в Иркутске — «попускаются» вертикалью). Впрочем, возможны неожиданные вторые места, позволяющие ярким серебряным медалистам усиливать свои персональные позиции и претендовать на победы в будущем. Менее управляемы сегодня результаты местных выборов там, где они идут в не по партийным спискам.
Что касается общей тенденции, то, в каком-то смысле, ситуация очень похожа — на новом витке спирали — на 1989 год. Тогда — под дымовой завесой «ускорения и перестройки» — наступила обвальная департизация КПСС, конкуренция стала персонально-идеологической, и уже в 1990 г. депутатский корпус Съезда народных депутатов РСФСР состоял на 80 процентов из членов КПСС, большая часть которых шла на выборы в личном качестве с совершенно внепартийными «платформами».
Конечно, сегодня и завтра — пока — повторение 1989-90гг. не предвидится: слишком высок уровень реальной, а не показушной, общественно-политической консолидации вокруг Путина. Но кризис — а точнее, распад — партийной системы налицо, поэтому неминуемое повышение общественно-политической активности, причём не только оппозиционной, но и лоялистской, может превратиться в хаотический и малопредсказуемый процесс.