Предполагаемый закон о российской нации должен был вроде как определить, что это за многонациональный народ — из перспективы, похожей на американскую. Это возвращение еще к дискуссиям периода ельцинского правления, когда делались попытки идеологического сопротивления центробежным тенденциям парада суверенитетов. Появилось понятие россиянина и российского народа — понятие вполне искусственное.
Предлагая закон о российской нации, власть действует двусмысленно. Задача очевидно та же, что и ранее — предупредить разворачивание условий для регионального сепаратизма. Она должна выполняться за счет структурной мобилизации носителей титульного этнонима. При этом прикрывается эта задача своеобразной мобилизацией чисто формальным статусом закона, который никак не может выполняться и вообще не слишком понятно, что означает. Зато вроде как удовлетворяет амбиции крикливых групп имперцев и националистов.
Откуда идет запрос на такой закон — вполне понятно. Как вполне понятно, что он не может быть удовлетворен — какой закон бы ни был принят, он не введет термин «русский» в правовое поле. Иначе это чревато акселерацией межнациональных противоречий — причем инициированных не с «земли», а как раз из аппарата региональных властей, которые почувствуют, что их хотят то ли насильственно русифицировать — иначе говоря, загнать их идентичность, которая является неформальным основанием их власти в республиках в этнокультурное гетто. То ли вообще лишить власти на основании того, что нынешние политические элиты ряда республик представляют этническое меньшинство по сравнению с доминирующим русским этносом.
То есть в любом случае, само обсуждение подобного закона является скандалом для центра и соблазном для периферии. Что я имею в виду?
Этот закон на самом деле является тайным желанием самих региональных властей и руководства национальных республик — он обнажает их сепаратистские мечты и их желание полноценного самоутверждения на полученной территории и народе.
Для них такой закон, в каком угодно нулевом чтении — уже основание для мягкой политики вытеснения представителей нетитульных национальностей из системы региональных властей, из бизнеса и прочего администрирования — от науки и образования до медицины. В конечном итоге — для неформальных политик ксенофобии.
Есть масса связей и объектов, которые существуют и работают по-настоящему хорошо, пока их не замечаешь. Сама по себе эта фантомная «российская нация» вполне существует как межнациональный клей, как государствообразующий этнос и даже как многонациональный народ страны Российская Федерация — но только до той поры, пока вопрос о ней не ставится.
Авторы опасной инициативы о российской нации оказывают федеральным властям медвежью услугу. Они говорят нам — смотрите, у вас нет государствообразующего народа, у вас нет закона, который бы защищал его права. И в этот момент сам государствообразующий народ исчезает. Россия падает в пропасть.
Власть не терпит пустоты, а нынешняя российская власть тем более — она любит, как наш президент, советский еще принцип социализма — учет и контроль. Это объяснимо и в бытовом смысле понятно. Когда-то Владимир Путин попросил узнать, сколько организаций в стране занимается политикой. И появился закон об иностранных агентах. Политическое поле оказалось взвинчено. И в ушах зазвенел визг о притеснении некоммерческого сектора в стране, что в немаловажной степени повлияло на введение санкционного режима в стране.
Здесь — та же история. Речь идет об обосновании политик контроля, вероятно над региональными политиками, маскирующимися под благие намерения учета национальных интересов (а если нет российской нации — то как тогда понимать национальный интерес?).