Еще до сегодняшних обстоятельств, которые повлияли на всю экономическую систему, было очевидно: существующие высококонкурентные ограничения, которые накладывают на сотрудничество США, не позволяют развиваться по старым моделям, направлениям и векторам взаимодействия. Было очевидно, что ни у России, ни у Китая не будет благоприятного режима для сотрудничества со странами Запада.

Еще во время обсуждения такой китайской инициативы, как «Один пояс – один путь», стало ясно, что необходимо общее евразийское экономическое пространство. Для пространства эффективного сотрудничества нужно создание рынка как минимум до 500 млн человек (если говорить о России и окружении). Все это обсуждалось еще до известных событий, а сейчас обстоятельства привели к тому, что это становится жизненной необходимостью. Конечно, большинство участников это прекрасно понимают, более того, обсуждается, например, и внутренняя система проведения платежей – и по евразийскому пространству, и по БРИКС.

Безусловно, зеленый коридор для импорта в партнерстве со странами ЕАЭС, о котором говорил в своем отчете Мишустин, — это вполне реально, но, конечно, займет определенное время. Однако если наладить разумные условия, например, для того, чтобы избежать спекуляции, то вполне можно превратить все это во взаимовыгодную историю, перестав вспоминать пресловутые «белорусские креветки». Вне спекуляции, вне политического давления, вне влияния западных фондовых рынков вполне можно построить прозрачное взаимовыгодное сотрудничество на паритетных условиях и, соответственно, вместе развиваться. Мне кажется, данное направление деятельности – вполне здравая история.

По моему мнению, в обращении Михаила Мишустина к иностранным компаниям, которые думают над тем, уходить из России или нет, речь идет не о национализации. Если, например, предприятие занимается спекулятивным банкротством: покидает рынок, бросая сотрудников, не выполняя обязательства и уничтожая рабочие места, то к нему могут быть применены определенные правовые механизмы наподобие внешнего управления. Если под внешним управлением предприятие без связности со своими реальными владельцами работать не может, тогда, как и с реальным банкротом, через ликвидационную комиссию оно, вероятно, может быть кому-то продано. Но совершенно не обязательно, что это будет государство или государственный бизнес. В такой модели, мне кажется, это может быть кто угодно. Поэтому само слово «национализация» к данной ситуации неприменимо. Если предприятие решит уходить с рынка по политическим причинам и бросит людей, не выполнив свои обязательства, то, конечно, риск появления на них внешнего управления, чтобы сохранить рабочие места и экономику, вполне высок.

Мы часто воспринимаем западный бизнес как монолит с западной властью. Но я думаю, что для многих создание подобной модели с внешним управлением и вывод самого себя и своих руководителей из-под санкций – это шанс продолжить работу. Мне кажется, с этой точки зрения здесь как раз нет того аспекта, который слышится в слове «национализация», то есть отчуждения бизнеса. Я думаю, это в любом случае шанс для бизнеса продолжать работать, приносить прибыль, в том числе и владельцам под внешним управлением, но при этом не подводя этих самых владельцев под санкции и прочие кары Запада.