Одним из открытий, сделанных в политической жизни России в период коронавируса, стал кризис федерализма как базового принципа государственного управления и обеспечения единства страны.

Несмотря на то что в соответствии с Конституцией Россия должна быть федеративным государством, на деле у нас реализована автократическая модель. До развития текущего кризиса обращать на это внимание считалось плохим тоном и чуть ли не предательством. Губернаторы, мэры, главы районов давно приспособились к существованию в тепличных условиях вертикали власти. Однако появление коронавируса, совпавшее с падением мировых цен на энергоносители, отягощенное глобальным падением потребительского спроса и резким сокращением бюджетных поступлений, все изменило.

Привычная схема «сигнал сверху – ожидание – пинок – действие – ожидание – отчет – высочайшее одобрение/осуждение» более не работает.

Для руководителей большинства регионов и городов полной неожиданностью стало решение Путина делегировать ответственность за принятие мер по противодействию распространению коронавируса на низовые уровни. Немедленно выяснилось, что тех, кто морально готов брать на себя ответственность и действовать инициативно, – меньшинство. Большая часть руководителей регионов показала неготовность действовать на опережение, самостоятельно, опираясь на собственные оценки и выводы.

Для тех руководителей регионов, которые рискнули в текущей ситуации действовать на опережение, открылась возможность опробовать федерализм как форму правовой самостоятельности впервые за последние 20 лет. При этом немедленно выяснилось, что созданная за эти годы нормативная база под федерализм с его правовой самостоятельностью субъектов просто не заточена. Существующие законы страны немедленно вступили в прямое противоречие с главным принципом федерализма, который диктует возможность сосуществования в едином государстве самостоятельных субъектов, имеющих существенную разницу в правовом регулировании отдельных вопросов и высокую самостоятельность как в реализации полномочий, так и в вопросах финансирования.

Многие решения, принятые самостоятельными главами регионов, уже попали под огонь критики, а по некоторым сюжетам просматриваются судебные перспективы.

Отдельным направлением в ближайшее время станет изучение того, как внутреннее противоречие региональной власти, которая одновременно чувствует свою обязанность сохранять единство (и, что важно, единообразие подходов) и осознает необходимость становиться более самостоятельной, отразится на умонастроениях обывателей.

На данный момент это влияние не формализовано и пока далеко от конкретной артикуляции, но разницу в подходах Собянина, Воробьева, Дрозденко и руководителей других регионов обыватели обсуждают с нескрываемым раздражением. Тот факт, что Собянин в качестве самостоятельного и готового к ответственности руководителя оказался не одинок, существенно сглаживает обычное «с московскими бабками и дурак может». Нет в Ленинградской области «московского бюджета», но разница в скорости действий, качестве их разъяснения жителям, возможности ощутить результат этих мер на жизни конкретного обывателя жителям соседних регионов очевидна.

Вопрос «Почему у нас-то не так?» задается все чаще и все громче. Таким образом, можно предположить, что те руководители регионов, которые до последнего пытались демонстрировать лояльность верховной власти в привычных формах, на самом деле стимулируют протестную активность и создают предпосылки для взрывных проявлений недовольства, а те, кто рискнул шагать не в ногу, но действовать в открытом контакте с гражданами и с учетом предложений из разных частей политического спектра, создали условия для конструктивного диалога общества с региональной властью или по крайней мере для эволюционного движения политического процесса.

Принципиально важно отметить ожидание постепенного перехода от «федерализма по необходимости» к подлинному «базовому федерализму». Одной из причин является то, что новая экономическая реальность, смена поколений и необходимость выхода из парадигмы патриотизма как единственной скрепы общества совпадают с необходимостью подготовки государственной машины к транзиту власти. В случае невозможности консервации Путина как единственного главы государства (независимо от конкретной причины) готовность политической системы к переходу на принципы реального федерализма становится главным критерием оценки сохранения единства и управляемости государства.

Если сформировать условия для реализации настоящей самостоятельности регионов, включая перенастройку настроений руководителей регионов, которым придется принять необходимость самостоятельной работы на опережение как новую норму поведения и одну из главных форм проявления лояльности, не получится, реализация запроса на авторитаризм снизу неизбежно приведет к социальному взрыву и новому разделу государства.

В этом контексте можно предположить, что предстоящие выборы в Государственную думу могут пройти в условиях, когда настроения обывателей, ожидающих перемен и новых реформ, могут войти в активное противоречие с позицией глав регионов, настроенных требовать консервации авторитаризма как наиболее удобной для них формы правления.

Частично эти противоречия могут быть сглажены позицией главы государства, но он и сам сейчас, кажется, пребывает состоянии глубоких внутренних размышлений по тому же вопросу: какую форму федерализма считать наиболее востребованной сегодня – «федерализм по необходимости» или «базовый федерализм» как основа реальной государственной модели.

В этих условиях можно прогнозировать сдвиги в предпочтениях обывателей от «чисто политических» и «чисто экономических» к «региональному рационализму» и «региональному патернализму». Это, в свою очередь, может сдвинуть предпочтения тех, кто относится к условно устойчивым электоральным группам, и принести в регионах сюрпризы в виде смещения поддержки избирателей от «системных» кандидатов к «народным», транслирующим в общество предложения, ориентированные прежде всего на решение региональных вопросов, в том числе такие, которые могут стимулировать латентные центробежные стремления.