В том, что регионы СКФО не стали подвергать выборочным проверкам по итогам голосования по поправкам к Конституции, ничего удивительного нет. И вовсе не по той причине, которая кажется самой очевидной: кого конкретно убирать в случае, если действительно Центризбирком выявит грубые фальсификации и подтасовки? Напомню ситуацию в Карачаево-Черкесской Республике (КЧР).

Так, после президентских выборов 2018 года Центризбирком был, мягко скажем, крайне недоволен работой избиркома республики. Тогда и оппозиция требовала аннулировать результаты выборов в КЧР. Но никаких кадровых выводов в отношении сотрудников избиркома и ее председателя Ларисы Абазалиевой не последовало. Вполне возможно, по простой причине: ходят упорные слухи, что председатель является родственницей главы республики Рашида Темрезова.

Родственница или нет, официально неизвестно. Но в любом случае в регионах Северного Кавказа степень сращивания ветвей власти и избирательной системы такова, что никто никого наказывать не будет. А тогда зачем проверять? Это не более-менее демократичные Москва и Питер.

Но есть куда более интересная причина, о которой писал мой коллега – политолог Андрей Бузин из «Голоса». Он проанализировал корреляцию между процентом досрочно проголосовавших и итоговым результатом «да». И оказалось, что в семи регионах России корреляция отрицательная (из них четыре – северокавказские: Ингушетия, Северная Осетия, Чечня и Ставропольский край).

Иными словами, в регионах во время «досрочки» было реально протестное голосование. Каким образом оно превратилось в лоялистское? Вопрос риторический. Исходя из политической логики момента, Москве важнее разобраться не в том, какой могла быть на местах степень административного вмешательства, а в том, почему, кто и как в СКФО допустил такую степень опасного вольнодумства.