Умер бывший мэр Москвы Юрий Лужков. Ему было 83 года. По словам источника в окружении экс-градоначальника, Лужков скончался в мюнхенской клинике от осложнений после плановой операции на сердце.

Когда Сергея Собянина только назначили исполняющим обязанности мэра Москвы, я написал несколько колонок об итогах правления Юрия Лужкова и выступил на паре радиопередач. То, что я написал и рассказал, мало кому понравилось, и меня приглашать выступить в эфире или в печати перестали. Вкратце моя позиция была такова: на смену лужковской «машинной» городской политике приходит неолиберальный порядок. Контроль над городом, реализуемый через схемы патронажа и личной лояльности, меняется на бюрократический и измеряемый числовыми показателями. Сейчас обыватели описывают это в терминах «душевный, но бестолковый Лужков» vs «рациональный, но бездушный Собянин».

Я тогда предсказал практически все ходы, которые будет реализовывать Собянин, включая то, что теперь называют «урбаниной». Другое дело, что мой прогноз был куда более смелым, чем те меры, которые были реализованы новой командой. Я тогда считал, что в городе ускоренными темпами начнется имущественная сегрегация с соответствующими ей диспропорциями в развитии городских территорий. Но этого в целом не произошло. Город остался социально однородным с небольшими локальными перекосами.

Я предсказывал увеличение режимов контроля над городскими пространствами, и это оказалось реализовано через различные системы дигитального контроля и сбора информации. Я прогнозировал развитие цифровых городских сервисов, и это было реализовано. Я говорил, что город ждет волна достаточно жесткой джентрификации, и это тоже было реализовано и реализуется до сих пор, от программ благоустройства публичных пространств до комплексной программы реновации.

И еще я предсказывал, что смена системы политического управления городом негативно скажется на его управляемости. И это также сбылось, но если, по сути, городской протест 2011 года удалось переправить в сторону федеральных властей, то последующие протестные события, от протестов по реновации до протестов лета 2019 года, были уже в серьезной степени именно московскими.

Практики управления в лужковскую эпоху отличали высокий уровень капиллярного проникновения систем персонального контроля по типу демократических машин в городах США конца XIX – начала XX века. Недаром Лужков был другом клана мэров Чикаго Дейли, города, где машина сохранилась вплоть до третьей четверти ХХ века. Лужков сознательно ориентировался на модели управления, характерные для Чикаго периода правления клана Дейли. Об этом есть хороший сериал «Босс». Такой тип управления предполагает харизму мэра, растекающуюся по капиллярным сосудам контроля над бюджетной сферой, которая при Лужкове серьезно выросла и укрепилась.

Собянин – руководитель другого типа, и вместо системы, которую именуют «системой тотальной коррупции», он предложил иную модель. В нынешних условиях она показала полную эффективность, но парадоксальным образом именно те, кто в наибольшей мере выиграл от городской джентрификации (городской средний класс), в наибольшей степени негативно относятся к команде нынешнего мэра. Тогда как в тех средах (от домкомов и прочих капиллярных структур гражданского общества, того, что называется «старой Москвой»), на лояльности которых Лужков мог выиграть любые выборы в Москве даже трупом, Собянин никогда особо не был популярен. И эти микроструктуры гражданского общества без подпитки с Тверской постепенно или растворились, или ушли в тихую оппозицию.

Выборы в Московскую городскую думу 2019 года показали альянс старых структур пролужковской машины, которые без системы поощрения скатываются в левую оппозицию и поддерживают КПРФ, и хипстеров, которых вырастил Собянин.