Слово «мигрант» – это слово-симптом. Что-то вроде начальственной мигрени – этиология ее не ясна, но ясно, что что-то не так или просто нужна срочная причина, чтобы принять какое-нибудь из любимых лекарств. Слово «мигрант» в публичной риторике может означать что-то из огромного списка опций: передел рынков труда, камень в огород националистов, борьба с этническим криминалом, отвлечение внимания от повестки, объявление виноватого в снижении социального самочувствия.

При этом вообще непонятно, кто такой мигрант. Человек с двумя высшими образованиями, с израильской пропиской, без российского гражданства на работе в вузе – мигрант. Человек, который живет в РФ 20 с лишним лет и работает, содержит семью и детей, но без гражданства, – тоже мигрант. Транзитный сириец – тоже мигрант. А для массы ксенофобно настроенных граждан вообще любой неславянин – мигрант, будь он с территории РФ или из сопредельных государств.

Когда говорят о мигрантах, мы получаем огромную «серую» зону. С одной стороны, сложности с легализацией, например, соотечественников – это ведь тоже мигранты по закону (те же «лица славянской национальности» из стран Средней Азии, например, родившиеся во Фрунзе при СССР). С другой стороны, системная работа по завозу сезонной трудовой силы на низкооплачиваемые или нишевые трудовые рынки. И это все – огромный разноплановый мир мигрантов.

Меня беспокоит в данном случае рост агрессивной риторики – все эти «переломить ситуацию», «навести порядок». Что это означает? Зачистка рынка труда от «заробитчан» с Украины и из Белоруссии или «наезд» на этномафию? Удар по наркоторговле или по учетной статистике нарушений регистрационного режима? Или тема мигрантов – это своего рода «разворот к внутренней политике» после кризиса на украинской границе? Или продолжение отвлечения внимания от зависшей ситуации? Слишком много вопросов, но самое главное – в чем, собственно, проблема? Проблема в «славянизации» рынка труда? Проблема в реальной, а не вымышленной этнопреступности? Проблема медийного свойства или проблема в том, чтобы «наказать» некоторую этническую группу? Иногда с властью все как с фрейдовской женщиной: никогда толком не знаешь, чего же хочет начальник.

В последних историях имеются в виду мигранты первой или второй волны? Мигранты, которые испытывают трудности с ассимиляцией, или мигранты, ассимилировавшиеся в этноанклавах? Мы ничего толком не знаем.

Вообще, последние пару месяцев новости о мигрантской преступности повылезали как грибы после дождя. Это обострение у медиа или у властей? У мигрантов или у рядового населения, которое обращает внимание на то, на что раньше не обращало на фоне коронавируса? Медиаметрика не соответствует статистике, а та, как известно, хуже, чем наглая ложь, и может как фальсифицироваться, так и говорить нам совсем не то, что мы хотим услышать.

Я полагаю, что это тема-симптом. А уж что она означает в нынешнем контексте – отвлечение внимания от внешнеполитической повестки до подготовки определенных решений на внутриполитическом пространстве – это другой вопрос. Тема борьбы с преступлениями мигрантов – это тема прежде всего успокоительная, это в медийном отношении «медиаплацебо». Так что задача как раз не в том, чтобы раскачать население на «новую Кондопогу», а в том, чтобы успокоить. Тут как раз начальство уверено, что оно гасит напряженность, а не расшатывает массы так называемых простых людей.