1. «Мы не знаем страны, в которой живем». Эта фраза Юрия Андропова хорошо характеризует то, что происходило в России 23 января 2021 года. Почему протест по поводу задержания Навального оказался таким масштабным, массовым и повсеместным – впервые за долгие годы? Чтобы эффективно реагировать, надо понять настроения населения в целом и каждой из значимых протестных групп. Хорошо понять.

2. Нужна детальная «картина мотивов» протеста – глубинных мотивов. Не думаю, что в Москве, Новосибирске, Уфе, Краснодаре, Ижевске или Барнауле эти мотивы идентичны. В противном случае требования, лозунги и даже тактика протестующих в разных городах не отличались бы столь разительно. Не думаю, что эти мотивы совпадают с произнесенными скороговоркой призывами Навального или просмотром известного фильма. АПЭК проводило осенью традиционное исследование о протесте. Мы предположили, что протестная активность в 2021 году вырастет, но преобладать будет «трудовой» и в целом социально-экономический протест. Я уверен: наша гипотеза верна и теперь. Но как именно и в какой степени недовольство собственным положением подтолкнуло людей к участию в акциях Навального?

3. Протест сместился в регионы. Почему? Почему очевидные города-лидеры – именно Петербург, Екатеринбург, Владивосток, Новосибирск, Иркутск? Почему протестующие вышли на улицы других, «благополучных» крупных городов (например, Казани и Краснодара), традиционно не отличающихся протестной активностью? Почему – впервые за долгие годы – протест охватил и города с населением 100–500 тысяч человек?

4. Протест не был «подростковым». Несовершеннолетних на митингах, по данным известного исследования, было всего 4%. Очевидны три основные возрастные группы участников: 18–24 года (25%), 25–35 лет (37%) и 36–46 лет (15%). Эти группы, кстати, хорошо заметны и при изучении многочисленных видеоматериалов. У каждой из них, уверен, собственные мотивы.

5. Протест радикализировался. Нападения на полицейских – самый тревожный, но не единственный симптом этого. Протестующие пытаются отбивать задержанных, смелее определяют и корректируют на месте маршруты движения колонн и групп, прорывают полицейские оцепления. Это серьезная проблема.

6. Состав участников обновился. 42% протестующих пришли на митинги впервые. Реальные мотивы «неофитов» могут дать ответ на вопрос, почему протест оказался столь масштабным. Необходимо выявить и реальные механизмы мобилизации на митинги, включая финансирование активистов и сетевых лидеров. Не думаю, что призывы Навального, действия его штабов и сетевая активность могли обеспечить такую глубину проникновения.

7. Навальный – лидер протеста, но не лидер национальной оппозиции. Масштаб и характер акций 23 января только подтвердили это.

8. Полиция действовала в целом адекватно. Однако и эксцессы были довольно заметными, что, впрочем, обусловлено прежде всего масштабами протеста: специально подготовленных сотрудников в небольших городах откровенно мало.

9. Удар по провокаторам. Нужно предельно жестко (в том числе и после акций) реагировать на действия тех протестующих, которые нападают на полицейских и причиняют ущерб здоровью и имуществу (в этом смысле особенно показателен эпизод с автомобилем с номером АМР на Цветном бульваре). Понятно, что часть этих людей могут быть подготовленными боевиками, которых надо выявлять заранее.

10. Ответственность полиции. Необходимо привлечение к ответственности по закону сотрудников полиции, явно нарушающих закон и должностные инструкции. Случай в Петербурге (омоновец немотивированно ударил ногой пожилую женщину) – наиболее показательный эпизод подобного рода. Проверка, насколько можно судить, уже начата. При этом монополия полиции на насилие должна строго соблюдаться: «добровольцы» и «дружинники» разного рода – прямой путь к беззаконию и падению доверия к власти.

11. Скорректировать работу власти в социальных сетях. Об этом можно говорить очень долго, но ограничимся одним простым замечанием.

12. Скорректировать работу власти с молодежью. На мой взгляд, почти бессмысленно обсуждать создание и активизацию провластных молодежных организаций. Важнее мотивы, побуждающие жителей крупных городов до 30 лет поддерживать акции Навального, и их «социализация». Дело не только в наличии работы и уровне зарплаты, но и в сообществах и механизмах коммуникации, в которые они вовлечены.

13. Выстроить постоянный диалог власти с протестно настроенными группами. Решения могут быть различные, главное – не повторять ошибок, обусловленных «одноканальностью» коммуникации («работаем с теми, кто хочет с нами работать» – это комфортный для людей негибких, но принципиально неверный подход, особенно в условиях кризисной ситуации).

14. Выстроить постоянный диалог власти с экспертным сообществом. В том числе – критически настроенным по отношению к ней.

15. Проводить думскую кампанию спокойно. Власть должна демонстрировать ясность намерений и верность собственному политическому планированию – при известной гибкости, конечно. По данным последнего исследования ФОМ, электоральный рейтинг «Единой России» вырос с 28 до 32%, а готовность проголосовать за новые партии снизилась с 16 до 7%. Поэтому «консервативный» сценарий (45/45, «патриотический консенсус» в парламенте) вполне может быть реализован. Понятно, что на власть будут теперь давить сильнее, но поддаваться давлению не стоит. Напротив, не отказываясь от диалога и даже стимулируя его, надо стоять на своем. И помнить о том, что «большой», национальный общественный запрос и уличный протест (а тем более кампании в Telegram-каналах и в целом в социальных сетях) – это две большие разницы.