В Орле фельдшеры станции скорой медицинской помощи объявили итальянскую забастовку – медики уходят на одну ставку, отказываясь от переработок. Как сообщает ИА REGNUM со ссылкой на председателя региональной ячейки профсоюза «Действие» Дмитрия Серегина, таким образом они хотят привлечь внимание чиновников к проблеме, показав, сколько на самом деле зарабатывает фельдшер.

Если взять наше лечебное учреждение, а оно крупное, и вычислить «среднюю температуру по больнице», то «дорожная карта» по зарплате у нас выполняется. Но если мы возьмем конкретных Иванова, Петрова, Сидорова во врачебной специальности, то заработная плата может отличаться и в два, и в три раза. Все зависит от того, насколько много человек работает, потому что тарифные оклады небольшие и чрезвычайно важно, как интенсивно и как долго человек работает. Ни для кого не секрет, что, не знаю, как в Москве, но на периферии сегодня невозможно заплатить на ставку 50–60 тысяч рублей – для этого нет никаких оснований, потому что тариф медицинского страхования это предполагает: когда в нем рассчитывают тариф за лечение той или иной болезни, то в расчетах себестоимости этой услуги в затратах сидит тарифная заработная плата. Например, сколько нужно хирургов, сколько хирург должен быть в операционной, сколько ассистентов ему помогают, сколько операционных медсестер, анестезиологов, сколько времени они потратят, стоимость часа, исходя из тарифа, который сегодня 13–15 тысяч, максимум 19 тысяч у очень опытных и заслуженных. И в цену это все заложено. Поэтому, чтобы получить, условно, денег больше, чем тариф, надо очень много и интенсивно работать, причем не только за себя, но и за отсутствующих коллег.

В целом проблема в том, что объем средств, который генерирует система медицинского страхования, недостаточен для того, чтобы сделать так, как всем нам хочется. Поскольку 5 рублей со 100 рублей зарплаты – это то, что платит работодатель. Есть платежи субъекта Федерации за неработающее население: все средства собираются в федеральный фонд и оттуда, исходя из половозрастных составов населения субъекта и прочих обстоятельств (удаленность территории, заболеваемость), распределяются на количество жителей в тот или иной субъект. Вот и получается, что денег в медицинской системе ровно столько, сколько есть в системе медстрахования. И как ее менять? Обложить более крупным налогом работодателей? Кто с этим согласится? Давайте будем платить не 30 копеек с 1 рубля во все фонды, а 50 копеек. Для фондов – хорошо, а для работодателя, для себестоимости продукции, для ее конкурентоспособности? Все не так просто. Второй вопрос: сколько денег надо платить за неработающее население – детей и пенсионеров? Надо, предположим, чтобы регионам больше выделялось. Но ведь деньги нужны и на другие социальные мероприятия – чтобы достроить садик, школу, дороги, произвести ветеранские выплаты и так далее. Конечно, хотелось бы, чтобы в системе медицинского страхования было больше денег и они распределялись бы совершенно по-другому.

Что касается ситуации в Орле, то, конечно, это неправильно. Медики работали в сельском лечебном учреждении и получали выплаты, положенные работникам сельских территорий, а их просто присоединили к городской больнице, но они как жили и работали в этом селе, так и работают. Поменялась территориальная принадлежность головного учреждения – и люди лишились выплат. Это, конечно, глупость, надо было сразу об этом подумать и не доводить до сегодняшней ситуации. Но то, что люди работают неполными сменами, – это практически везде так. На мой взгляд, ситуация благополучная в Москве, Санкт-Петербурге, Ленинградской области, то есть  в целом в столичных городах субъектов ситуация более-менее нормальная, а чуть дальше в сторону – сложная.

У нас просто гигантская нехватка врачей и медсестер. Даже если бы сейчас сказали: «Давайте сделаем ставку 100 тысяч рублей», врачей больше не станет. Но, конечно, это не значит, что не надо платить. И еще один важный момент: СМИ много лет фактически уничтожали имидж и репутацию медицинских работников. По каждому существенному и несущественному случаю пресса не забывала пнуть и распять медиков. И сегодня значимость профессии медика в глазах общественности девальвировалась. На мой взгляд, престижность собственной профессии, призвание и значимость этого в обществе если не равноценно, то как минимум на треть играет роль в выборе профессии и приверженности ей.

В советское время врачи получали меньше инженеров, но дефицита медиков не было, настолько эта профессия была уважаемая. Думаете, тогда не было ошибок? В то время мы лечили во много раз хуже, чем сейчас: у нас не было ни лекарств, ни препаратов, ни расходных материалов, ни аппаратуры, а значимость профессии была выше. Сейчас же парадокс: мы спасаем там, где раньше и не думали, а имеем такую ситуацию.

Действовать здесь надо в двух направлениях: надо изыскивать средства, увеличивать объем денег в здравоохранении, нужно поднимать зарплату. При этом нужно, чтобы принадлежность к медицинской профессии была в хорошем смысле принадлежностью к «высшей касте». Ну и, на мой взгляд, нужно постепенно вводить софинансирование системы за счет личных выплат, хоть по чуть-чуть, так как это рождает ответственность за собственное здоровье: если ты куришь, пьешь, то твоя страховка должна стоить дороже. Мы видим, в каком состоянии привозят к нам людей, злоупотребляющих алкоголем, и каких гигантских денег нам стоит спасти их жизнь. И они поступают повторно. Например, лечение панкреонекроза менее чем в 350–500 тысяч рублей не обходится.

Невозможно управлять сложной системой простыми решениями. Сегодня есть национальный проект «Здравоохранение» – абсолютно правильный нацпроект, четко поставлены задачи и сформулированы цели, что бы ни говорили критики, с цифрами, с пошаговой «дорожной картой». На мой взгляд, этому будет серьезно препятствовать кадровый дефицит. Не освоение денег, не отсутствие технологий, а отсутствие людей. В один день не могут появиться, по разным данным, от 40 тысяч до 60 тысяч докторов, которых нет. У нас огромная часть работающих медиков – пенсионеры. Так что простого решения нет. Из этой ситуации придется выбираться не один год.

Вспомним, какое отношение было к армии. Никто не хотел служить, а тем не менее пресса и соответствующий бюджет изменили ситуацию – насколько сегодня престижно быть офицером российской армии, причем и в моральном смысле, и в материальном. Смогли же это решить! Не за один год – за семь-восемь лет. Так и в системе здравоохранения нужно сделать.